– А вы, Ратмир Петрович? – с трепетом осведомился охранник.

– Согласно аттестату, – охально осклабившись, сообщил тот, – я – последний представитель древнего рода князей Атукаевых…

– А-а… – с облегчением протянул страж, тоже расплываясь в глумливой ухмылке. – Поня-атно… А я, главное, думаю: откуда столько в Суслове дворян?.. – Что-то, видать, вспомнил, встревожился: – Ну а Лев Львович спасибо-то хоть сказал? Вы ж его, считай, у этих волчар отбили…

– Да нет, конечно… – буркнул Ратмир, берясь за дверную ручку. – Вильнул хвостом – и за порог…

– Вот люди! – с горечью подвёл итог охранник.

Поскольку в кабинетном баре Рогдая Сергеевича по давней традиции имелось всё, кроме закуски, Ратмир решил по дороге домой завернуть в «Собачью радость» и выровнять самочувствие чашечкой хорошего кофе. Народу в сводчатом погребке набилось уже порядочно, зато все были свои. Ратмира сразу же окликнули. Из вороха газет выглянули вздёрнутые бровки и жёсткая бородка симпатяги Боба. Приблизившись, Ратмир увидел, что за тем же столиком расположился и косматый мрачный кавказец Тимур по кличке Тамерлан.

Поприветствовав его крепким рукопожатием, Ратмир сел на свободный табурет, подозвал официанта. В ожидании «капучино» огляделся, прислушался.

– Да щеночек вы мой! – артистическим хорошо смазанным голосом излагал неподалёку благообразный пепельный Артамон Аполлонович (краем карего выпуклого глаза Ратмир запечатлел его вдохновенный породистый профиль). – Знали бы вы, кутёночек, с какими корифеями мне довелось в своё время общаться! Запросто – ну, как с вами сейчас… Адмирал, Лорд Байрон… Я ведь их ещё застал на поводке. Вот это была школа! А теперь… «Под фанеру» скоро лаять начнут! – Расстроенно махнул вялой аристократической рукой – и умолк.

В противоположном углу яростно спорили о правах.

– А разве не дискриминация? Эта ваша победно задранная лапа, господа кобели…

– Нет, но… Вам-то удобнее – присев…

– Да не в удобстве дело! Дело в принципе!..

– Знаешь ты эту сучку! – вполголоса убеждал кто-то кого-то. – Немка. Чёрная такая… Как ее? Эльза? Берта?..

Болтали о чём угодно, но имя Джерри не прозвучало ни разу. Нет такого пса. Нет и не было.

– Говорят, ты сегодня теневую экономику разогнал? – с лёгким акцентом, как и подобает кавказцу, спросил Тимур.

– Как?! – Боб от удивления вывернул бородку набок. Даже газету отложил.

Ратмир невесело усмехнулся:

– Ну, не то чтобы разогнал, но…

– Расскажи, да?

Ратмир, не чинясь, изложил всё подробно, причём начал со сновидений. Многие ли члены Гильдии могут похвастаться тем, что им на работе снятся настоящие собачьи сны, да ещё и с провалами в генетическую псевдопамять! Когда добрался до конца истории, как раз принесли кофе.

– Короче, слишком профессионально работаю, – не без язвительности заключил он, делая крохотный первый глоток. – Такие вот, представьте, ко мне у начальства претензии…

Боб долго жевал бородкой и ронял брови на глаза.

– Тут… политика, – вымолвил он наконец.

– Сбесился? – с неподдельным интересом осведомился Ратмир. – Какая политика?

Тот снова схватил газету, развернул и, поднеся её к глазам почти вплотную, принялся быстро-быстро то ли просматривать, то ли обнюхивать заголовки. Листнул, вывернул. Мелькнуло крупно: «Журналисты – сторожевые псы демократии».

– Вот! – сказал он, уверенно ткнув пальцем. – На Западе подозревают, что Суслов – тоталитарное государство. И знаешь, почему? – Боб вскинул таинственные глазёнки. – Преступность слишком маленькая. При демократических режимах так не бывает. И пока мы не повысим уровень преступности, за демократов нам не проканать. Понял теперь?

– Во-первых, брешут, – резонно заметил Ратмир. – Запад про нас не пронюхал и не пронюхает… А во-вторых, я тут при чём?

Боб подпрыгнул на табурете.

– То есть как при чём? А на теневиков кто бросился? Я, что ли? Ты же, получается, преступление предотвратил!

Ратмир зарычал и завращал глазами. Из-за соседних столиков даже оглянулись тревожно, но вовремя сообразили: дурачится. Тем более что источник тревоги быстро иссяк.

– Водобоязненный ты наш… – оборвав рычание, ласково сказал Ратмир Бобу. Потом вопросительно посмотрел на Тимура.

Огромный кавказец рассеянно разглядывал на свет бокал с хванчкарой.

– Правильно тебе хозяин говорит, – скупо изронил он. – Служба службой, а думать – надо…

От неожиданности Ратмир едва не поставил чашку мимо блюдца.

– Не понял. Поясни.

Кавказец медлил.

– Совещание идёт – под столом сидишь? – спросил он.

– Н-ну… под столом, не под столом… Да. Сижу.

– Что говорят – слушаешь?

– Н-ну… интонации, конечно, воспринимаю…

Тимур по кличке Тамерлан повернул лохматую крупную голову и одарил Ратмира долгим недоверчивым взглядом.

– Вах! – подивился он. – Кто дал этому псу третье место? Памятник ему отлить! Как собаке Павлова…

Ратмир послал нижнюю челюсть вперёд и несколько вверх, по привычке следя за тем, чтобы как-нибудь случайно не обнажились зубы. Порода обязывала. Особям с пошлым нормальным прикусом этого не растолковать. Демонстрируя другой характерный признак породы, а именно – выдержку, подозвал официанта и спросил ещё один «капучино».

– Жалко мне тебя, Ратмир-джан, – задумчиво проговорил Тимур. – Такой пёс, медаль у тебя, а живёшь на одну зарплату… Старый станешь – на пенсию будешь жить, да?

Уяснив, что с политическими темами здесь покончено, Боб утратил интерес к беседе и, презрительно фыркнув, снова зарылся в газету. Ратмир-джан с удивлением покосился на Тамерлана.

– Между прочим, – тихо и многозначительно сообщил он, – ко мне уже с этим подкатывались, и не раз. Из конкурирующих фирм. Выспрашивали кое-что, деньги предлагали…

Тимур встрепенулся:

– Предлагали, да? И что ответил?

– Правду ответил. Не знаю. Не прислушиваюсь. Не моё это собачье дело.

Тимур-Тамерлан одобрительно наклонил широкий лоб, как бы разделённый на две равные доли неглубокой вертикальной бороздкой.

– Правильно ответил, – с удовлетворением проговорил он. – Фирму сдавать нельзя…

– Это я и без тебя знаю! – блеснул клыком Ратмир.

– Только не сердись, пожалуйста… – попросил Тимур. – У тебя нюх есть?

– Какой нюх?

– Собачий.

– Собачьего нет.

– А слух?

– Со слухом чуть получше…

Кавказец пренебрежительно шевельнул косматой бровью.

– Значит, и слуха нет, – подытожил он. – А что есть?

Официант беззвучно поставил на стол вторую чашечку кофе. Ратмир поблагодарил сдержанным кивком. Разговор помаленьку начинал раздражать. Столковались все, что ли, сегодня? Поучают и поучают. Нашли, понимаешь, щенка… У него вон третье место, между прочим, на «Кинокефале»!

– Ум должен быть! – так и не дождавшись ответа, огласил Тамерлан. – Настоящая собака (натурал, да?) всё о хозяине знала. И ты тоже знай, Ратмир-джан… А иначе хороший будешь пёс, но глупый. Зачем хозяину глупый пёс? Зачем ты сам себе такой? Лежишь под столом – слушай. Услышал: вах! Сусловский доллар будут обваливать! Все на обед, а ты – в менялку. И фирме вреда нет, и тебе польза… Адмирала уважаешь?

– Ещё бы!

– А у него три ресторана. Думаешь, сами построились?

Ратмир хмыкнул – и призадумался. Припомнилось вдруг, что каждый раз, когда ему доводилось зачем-либо менять местную валюту на иностранную, за ним мгновенно выстраивалась очередь – и в тот же день сусловский доллар несколько падал в цене. Любопытно. Стало быть, народ внимательнейшим образом следит за финансовыми операциями служебных собак и делает вполне правильные выводы.

Надо же!

Вместе с прозрачными сумерками на Суслов снизошло некое подобие вечерней прохлады. Прямой смысл пройтись до родной конуры пешком. В городском парке уже сияли вовсю лампионы, благоухало репеллентами, а центральная аллея до такой степени была запружена обнажённым людом, что у какого-нибудь приезжего запросто могло сложиться неверное впечатление, будто в Суслове обитают одни нудисты.